Новая Экопсихология
|
Притча о ХрамеБыл монастырь небольшой в городе провинциальном. В том монастыре жил старец по имени Зосима. И молва о том старце даже до столицы дошла. Оттого сей старец известен стал, что чудеса Божественные сопровождали многие деяния и слова его, а советы, что он давал, людям помощь великую приносили. И вот однажды настоятелю монастыря архимандриту Игнатию доставили сообщение, что едет в их монастырь к старцу — министр. Да не просто министр, а человек, весьма к государю приближенный! Настоятель к себе призвал Зосиму и сообщает: — Завтра к тебе министр прибудет, ты уж там… постарайся, Зосима! Хорошо бы, чтоб он на храм новый монастырю деньги пожертвовал, а не мелочью какой отделался! Старец Зосима голову опустил и говорит тихо: — Ты, Игнатий, зачем слова такие говоришь, мысли такие содержишь? Ещё не знаем мы, сумеем ли помочь тому человеку, — а ты уж и благодарность от него ищешь… Игнатий, не привыкший к тому, что кто-то смеет ему замечание сделать, возразил весьма сурово: — Что это ты, Зосима, — учить меня вздумал? Так-то ты о благе монастыря печёшься?! Славу себе чудотворца-бессеребренника сыскать хочешь? А то, как, словно нищий, в обитель сию пришёл, — то забыл? Как ты сюда, в память о нашей дружбе прежней, принят был и обласкан — не помнишь? А что живёшь ныне не по уставу строгому, с моего, между прочим, разрешения, — не разумеешь? — Не забыл я, Игнатий! И дружбу нашу не забыл! И добро твоё всё помню! Я всегда всё доброе помню, а всё злое и дурное забываю — яко не бымши то… — А если помнишь, то и отблагодарить бы мог! И меня, и обитель, что тебя приняла! Знаю я, как ты поступаешь да мыслишь! Ты бы всё имущество монастырское рόздал бы — кабы тебе власть дать! Вон — больницу на пожертвования какую отстроили! А храма нового — и по сей день нет! А это, Зосима, — может, мечта всей жизни моей: чтобы после моего управления монастырём здесь храм новый остался, во славу Божию возведённый! Не молоды мы уж с тобой, подумать следует: что после себя на Земле оставим?! — Не смогу о том просить… Сам скажешь после, если сложится всё… Отобедать позовёшь — и скажешь, о чём мечта твоя. Пойду я… — ещё тише, почти шёпотом, произнёс Зосима. Он опустил голову, словно от стыда, и уже было хотел направиться к выходу. — Ты хоть обещай, что с министром постараешься! — уже совсем не грозно произнёс настоятель. — Прости ты меня, Игнатий! Ничего не могу обещать! От человека того и от Бога — зависеть всё будет… А ты да я — только лишь слуги Его, лишь орудия Его Милости… * * * На следующий день в монастыре суета началась, потому как никогда ещё гость такого ранга не приезжал. И вот к старцу Зосиме прибегает монах и сообщает, что прибыл тот министр. А Зосима говорит: — Подождать ему надобно. Пусть посидит в комнате той, где все ожидают. Прежде него — других людей Бог привёл, я их прежде и выслушаю. — Да что ты, Зосима?! С ума сошёл, что ли?! Это же — министр! Как можно, чтобы он ждал?! Тебя ведь ещё вчера упреждали, что он прибудет!… — А министр — он что — не человек? А что есть — человек? Душа, что пред Богом живёт, в тело одетая… А то, какие тому телу чины присвоены, — то Богу не интересно! У Него для людей другие отличия имеются! Так что — пусть своей очереди подождёт. — Да как ему сказать такое?! Вот ты, Зосима, иди — и сам говори! — Да я уж и сказал, — улыбнулся Зосима… И действительно, в это время перед распахнутой дверью уже стоял сам министр в сопровождении ещё одного монаха. Министр слышал слова старца, который специально говорил нарочито громко… И неожиданно для всех министр поклонился старцу Зосиме и спокойно согласился: — Да, я подожду… У Бога на том свете с людей другой спрос будет, чем в миру… Покажите мне, где обождать. Старец Зосима спокойно приготовился выслушивать своих посетителей. А министра проводили в комнату, где ожидали приёма приходящие в монастырь люди. * * * Министр был высокого роста, крупного телосложения, лет пятидесяти или чуть больше. Волосы его уже были тронуты сединой. Он был в чёрном сюртуке, а не в мундире. Видно было, что он готовился к этому приезду заранее, многое продумал… Когда монах, его сопровождавший, начал говорить, что сейчас настоятелю доложат и сделают так, что незамедлительно примет его старец, министр спокойно возразил: — Не надо! Пусть он своё дело делает! Вы его не тревожьте, я подожду. Сколько ко мне народу на приём каждый день в очередях томится!… Вот и я сам теперь оказался в очереди — за Божией милостью! Он опустил своё большое тело на скамью рядом с маленькой сухонькой старушкой лет восьмидесяти… Она быстро-быстро вязала носок, орудуя спицами, и при этом на рукоделие своё не смотрела вовсе, а ласково говорила утешающие слова своей соседке, которая платком вытирала слёзы: — Ну вот, говорила же я, что не прогонят нас! Бог-то — Он — есть! И старец всех пришедших примет! Министр был человеком не глупым и догадался, что всех посетителей хотели прогнать, чтобы одного его старец выслушивал. Он с любопытством оглядел старушку. Та в ответ тоже обратила на него своё внимание: — Ты, мил-человек, не беспокойся, я тебя не задержу совсем, я мигом обернусь! Мне уже прежде помог старец, я теперь только носочки и рукавички ему снесу, пусть он ими людей хороших одарит! Она показала на холщовую сумку, в которой аккуратно были сложены её изделия: маленькие — для деток и большие — для взрослых. — А хочешь я и тебе, мил-человек, носочки подарю? Тёплые! Наденешь на ночь — и как у Христа за пазухой спать будешь! С этими словами старушка вынула из сумки пару шерстяных носков и протянула их министру. Он взял носки чуть задрожавшей рукой… — Давай я у тебя их куплю, тебе ведь деньги не лишними будут, — произнёс он, протягивая старушке крупную ассигнацию. — Да что ты?! Это ж — монастырь, а не базар! Так вот — и прими во здравие! Они помолчали… — А скажи, в чём тебе старец помог, если не секрет? — спросил министр старушку. — Да много бед на мою долю выпало… Всю семью Господь забрал, а меня, старую, одну оставил. Вот сидела я у могилок родных, да плакать уж слёз не было, почернела от горя вся… Не знала как просить, чтоб призвал и меня Господь к Себе… И жить возможности нет: и не на что, и нет для чего! А смерть — не приходит! А тут паломница одна сжалилась — и меня к старцу привела. И научил он меня тому, как в радости с Богом жить! И — чтобы родные мои на том свете не печалились, на слёзы мои глядючи! И ещё присоветовал он мне козочку завести, Марусеньку мою! Вот так пока и живём. Она мне — и кормилица, и поилица! И по грибы, и по ягоды вместе ходим, и травы целебные с ней собираю. А зимой — шерсть её пряду. И вот вяжу носочки да варежки — и для деток, и для больших. Для всех — словно для родных своих!… А в прошлый раз намекнул мне старец, что, видно, недолго уж мне осталось ждать: преставлюсь скоро, слава Тебе, Господи! Вот и тороплюсь отдать то, что навязала: ведь зима уж скоро! А козочку мою соседи взять обещали, не пропадёт Марусенька!… Ох! Мой уж черёд, заболтала я тебя, мил-человек, ты уж прости!… Старушка скорей подхватила своё вязанье и сумку — и поспешила идти к старцу. * * * Дошла очередь и до министра. Старец Зосима приветствовал его ласково: — Ну заходи, Алексей! Молодец, что своего часа спокойно ждал! Это тебе помогло уже! Теперь расскажи, в чём страх твой. — Да глупость одна! Говорить стыдно! Но не могу избавиться никак от этого страха… Нагадала мне одна гадалка, что ждёт меня смерть от руки убийцы — революционера-террориста… И я теперь в каждом незнакомом человеке подозреваю, что он и есть мой убийца, что он — сей момент — пистолет вынет и выстрелит в меня! Или в руках у кого-нибудь свёрток подозрительный увижу — и сразу думаю: бомба! Охрану удвоил! Из дому стал бояться выходить! Спать не могу: кошмары снятся!… И исповедовался уже, и причащался, и дом освятить просил… И к врачам ходил, снотворное пью… А всё — так же! Умом понимаю, что глупость это, что от судьбы своей не убежать! И знаю, что смерть с каждым человеком случиться в любой момент может, что на всё — Божия Воля! Но да измучил меня этот страх! Как в аду живу!… Помоги! Не знаю как мне быть!… В этот момент старец вдруг резко поднялся — и бросил в министра что-то круглое… Он попал точно в грудь… Министр, теряя сознание от страха, грузно повалился на лавку… … Он увидел своё тело сверху… А по полу медленно катился какой-то предмет, которым кинул в него старец… А вокруг был Живой Свет — ласковый, нежный! И позволено было Алексею войти в тот Свет… И стало ему — так хорошо, что и передать невозможно! А потом ощутил он, что словно тянет его назад из этого Света что-то серое, словно тяжкий груз. И увидел он, чтό есть тот груз, который в Свете остаться не позволяет… И — всю жизнь свою он увидел: и проступки свои пред Лицом Бога значимые, и то, что хорошего уже смог и сможет ещё он сделать… … Когда министр снова ощутил себя в теле, старец Зосима стоял рядом и протягивал ему кружку с водой: — Ты попей, Алексей! Министр пил воду маленькими глотками, медленно осознавая происшедшее с ним. Старец сел рядом. Слова были не нужны. Понимание — словно прорастало в душу. Они так долго сидели, погружённые в тишину, в которой Божие Присутствие — явно. В тишине той понимание приходит без помощи слов. — Вот уже и не будет у тебя больше страха пустого, глупого — потому как смерть свою ты познал уже. И, что Бог тебе показал, — то не забывай за суетой мирской! Если сумеешь исправить дурное в себе и совершить благое, пока тобой не совершённое, — то не зря проживёшь срок, что тебе на Земле отмерен! — не спеша, после молчания долгого произнёс Зосима. — Скажи, старец, а чем это ты в меня вместо бомбы кинул? — Да это старушка Матрёна тут свой клубочек ниток шерстяных позабыла, так вот он и пригодился! — ласково улыбнулся Зосима. … Министра проводили на обед к архимандриту Игнатию. А к старцу вновь стали заходить другие посетители… * * * И в самом деле, министр тот много хорошего стал пытаться совершать. И просьбу архимандрита Игнатия он исполнил: на строительство храма нового в монастыре деньги большие прислал. … Однажды, глядя на то, как продвигается строительство, послушник Николай, ученик старца Зосимы, спросил его: — А ты сам бы — на что те деньги истратил бы, если бы тебе их отдали? — Не моё дело — то решать! Вот для настоятеля нашего сей храм — радость великая! Для монахов многих — тоже радость! Для прихожан — сие тоже значимо… Старец улыбнулся: — Прав был Игнатий: из меня бы никогда хороший настоятель монастыря не получился! Я бы, наверное, Аксинье, что тебя когда-то приняла да ко мне направила, те деньги отдал. Она бы приют для сирот открыла, да пристанище временное создала для людей, которые в положение трудное попали. Умеет она людей различать! И через отношение к человеку внимательное — помощь ему нужную умеет оказывать. Ведь не только через земные храмы человек к Богу приближаться должен! Божие Присутствие — везде ощутить можно! Божию Волю — человеку везде осуществлять хорошо бы! Задача души, на Земле живущей, — воздвигнуть внутри себя Храм! Храм — для Бога Живого! Храм сей — из сердца духовного, любовью наполненного, созидается! И тогда Бог — в сем Храме поселиться может! И живёт тогда Бог — в сердце духовном того человека! И становится тот человек тогда постепенно — неотделённым от Бога! Становится такая душа — Божией душой! Такие души — и есть званные в Жизнь Вечную! А те, кто при жизни своей земной не ищут Бога, — те и после смерти не найдут Его!… Выходит, что зря они жили: не о том радели, не то делали… — И что — бесполезно вовсе, значит, было их существование на Земле? — Ничего бесполезного Бог не создаёт. Всё имеет и пользу, и назначение. Это относится к жизни каждого существа: также и среди животных, и деревьев, и травок да колосьев. Но только — различное у каждого существа назначение. И польза для Бога от их земных жизней — тоже разная. А для людей значимо, чтобы они о назначении жизней своих понимание осмысленное имели! Люди ведь — они есть не твари бессловесные, кои, хоть и имеют предназначение своё, да сами понимать его не могут: то есть, то, какую пользу жизнью своей они приносить должны… Но люди — назначение жизней своих понимать бы могли!… Вот смотри — тебе пример: Видишь тех людей, что новый храм в монастыре нашем строят? Среди них есть те, кто мыслят всего лишь так о работе своей — что камни они носят. Есть и те, кто думают, что тý работу они исполняют, за которую им деньги платят. И — что на те деньги они жить хорошо станут. А есть среди них и те, кто силы свои в это дело вкладывают потому, что храм земной для Бога строят, и важным именно это они считают. И работа их — именно потому радость им приносит! Так же вот — в жизни всей своей может человек трудно жить, словно камни тяжкие таскает, и при этом не видит он в жизни своей смысла. И нет ему от существования такого — ни света, ни радости, ни пользы почти никакой! Другой может жить так, словно работу свою он — по обязанности выполняет и за то плату получает: хорошо поработает — много получает, плохо поработает — мало получает. А может человек назначение жизни своей — пред Отцом Небесным осознавать! И тогда — и жизнь его вся преображается! Каждое дело такого человека — с любовью к Богу сотворяется, хоть оно малое, хоть большое! Каждый день жизни — значимым становится! Потому как всё новые кирпичики укладывает он в строительство себя-души. Каждое дело доброе — таким кирпичиком становится! И растёт любовь сердечная у такого человека! И осознание себя-души пред Богом укрепляется! И Бог ему тогда — в каждом деле — Помощник, Советчик и Друг! Тогда начинает он строить Храм для Бога — в сердце духовном своём! … Храмы земные — нужны. Но они — только лишь символы того, что Бог и здесь на Земле живёт, на нас всегда смотрит! Словно напоминают они человеку про Небеса, про жизнь иную, про Отца Небесного! Но в храме земном может человек бесчувственным чурбаном стоять и Божие Присутствие не осознавать. Можно и иначе: в каждом месте, где бы ни был человек, он Бога в Храме, выстроенном им в сердце его духовном, ощущает. И неотдéлен тогда от Бога сей человек, и в Небеса ему лестница открыта! Преобразить себя как душу, став душою — вроде свечи огромной горящей, которая светит и тьму разгоняет, — это ведь тоже есть работа, совершаемая для Бога! Это значит — преобразить себя-душу в Огонь Любви Божией, освещающий и Храм Сердца, и всё пространство вокруг! Только не все считают это работой… Но ведь это есть самый важный труд в жизни человеческой! Ибо он — для Бога! … Свеча — она маленький огонёк свой создаёт, и свет от неё — не велик. Но рождается надежда, когда на такой огонёк смотришь: будто тьма более не властна там, где уже горит свеча… Но Огонь Любви, разожжённый в сердце духовном, — может быть огромным! … Ведь может каждый жить жизнь светлую и радостную, освещённую любовью сердечной! Отчего свет в сердце духовном зажигается? И отчего бывает так, что нет любви в душе? Присутствие Божие в сердце духовном — тот Свет зажигает! Любовь Божия на других льётся из сердца такого человека — и от этого загорается и в других сердцах тот Свет! А потом — всё сильнее и сильнее может становиться Огонь Любви в душах! Вот слышал ты слова «очаг домашний»? Так — о том доме говорят, где любовь царит. А о том доме, где нет любви, — так не скажут! Огнём, всех вокруг согревающим, питающим, хранящим, — может стать человек, в котором Любовь Божия укрепилась! И не обязательно то для таких людей — чтоб в одном доме одной семьёй жить. Можно ведь именно тáк — и к любому человеку отношение строить, если помнишь, что все люди — дети Божии: братья да сёстры друг для друга! И может такой человек нести в себе Свет Божий! Всё сильнее Огонь Любви в душе горит! И тогда — познаёт человек, что значит Сердце Христово! То есть, познаёт он Любовь Божию Всеохватную! И — сияет отныне в душе Источник Любви Божией Неугасимой! Это — подобно Солнцу! Солнце — все существа равно освещает и согревает! Вот так и следует Храм Божий строить, освещать и светить из Него, служа тем — Богу и людям!
|